Александр Кутиков: «Честь — это самое важное, что есть у мужчины»

— Александр, поправьте, если что не так: Кутиков — это легендарный музыкант, лучший саунд-продюсер Москвы, преуспевающий бизнесмен…
     — Сказал бы по-другому: Александр Кутиков — человек, которому нравится то, что он делает. Всё, вполне достаточно, - рассказывает Александр "МК". - Тем более если сравнивать себя с Моцартом, Бетховеном, Рахманиновым — то в лучшем случае я написал пару нот талантливых…
     — Скромненько, но со вкусом. Это я про сравнение себя с великими.
     — А если и сравнивать себя, то только с великими. Тогда ты точно будешь знать свое место. Не надо себя унижать. Но и задаваться тоже не стоит. А то у нас куда ни плюнь — сплошь гении. Как минимум. А на самом деле достаточно вспомнить школьный курс: кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Включаешь телевизор — иной раз плеваться хочется…
     — Вот не брюзжание ли сейчас было возрастное? Вам разве не хочется отметить 55 с пафосом и шиком, чтобы первые лица произносили здравицы, говорили, какой вы замечательный и талантливый?
     — Я свои дни рождения, как правило, отмечаю в довольно узком кругу. И никогда из личных праздников не устраиваю общественные мероприятия. А также пиар-акции… Вечером сядем за стол — с теми людьми, которых я люблю. Их будет немного.
     — С вами тяжело дружить?
     — Тяжело. Ну я зануда. У меня слишком много претензий к себе, к миру. Я очень хорошо осознаю свои слабости. Но так же хорошо вижу и слабости других. И в силу достаточно мощного темперамента, который я скрываю, близким людям и друзьям иногда очень сильно достается. Из-за того, что позволяю себе говорить не то, что нужно, а то, что есть на самом деле. И, как правило, очень редко ошибаюсь.
     — Значит, лестью вас не купишь?
     — Она меня раздражает и обижает. Потому что: ну как же так, почему меня считают таким глупым и недалеким человеком? Неужели те, кто льстит, полагают, что меня вот этим можно купить?
     — Чем же тогда?
     — Искренностью, честностью…
     — Правильные слова. Которым, увы, обычно не веришь.
     — А я всегда был правильным мальчиком. Если я дрался, то дрался за справедливость. И если, скажем, пошла кровь или упал человек, я его ногами не бил…
     — Ваш кодекс чести?
     — Честь — это самое важное, что есть у мужчины. О женщинах сейчас не буду говорить, это отдельная тема. Потому что для меня честь женщины — просто святость в определенном смысле. Если современные девушки это плохо понимают, ссылаясь на то, что жизнь другая, я могу это принять. Но повешу всех чертей на современных мужчин. Потому что у них не хватает чести и совести, и они заставляют не только себя жить бессовестно и бесчестно, но и своих женщин.
     — Слушайте, да вы прирожденный дуэлянт. И в XIX веке, боюсь, прожили бы недолго. Давайте пофантазируем: за что могли бы вызвать человека?
     — Ну-у, за многое. За подлость, конечно. По отношению к себе, к своим близким, к друзьям.
     — И был момент, когда честь задели настолько, что хоть стреляйся?
     — Да. Когда я ухаживал за своей будущей женой, поначалу ее родители относились ко мне чрезвычайно плохо. И я попросил своего приятеля, близкого очень, осуществлять между нами контакт: он звонил Кате, был вроде как посредником между нами. В итоге закончилось тем, что он сделал ей предложение. Когда я об этом узнал, конечно же, соответствующим образом отреагировал.
     — Ваш друг долго лежал в больнице?
     — Нет, бить я не стал. Я его убил морально. Словами. Дуэли ведь тоже разные бывают. Легче всего набить морду, тем более что в юности я занимался боксом, имел некие достижения. Не проблема. Для меня этот человек просто перестал существовать. Уже 24 года…
     — Злопамятный вы, однако.
     — Я очень люблю свою жену. А меня пытались лишить моей половины. И пытался один из самых близких друзей.
     — А убить человека могли бы?
     — Зарекаться не стоит — может быть, сгоряча, в сердцах… Вообще, не мною жизнь дана, не мною будет отобрана. Во всем есть божественный промысел.  — Вопрос риторический, и все же: “битлы” или “роллинги”, Маккартни или Леннон?
     — В детстве, конечно, я был поклонником “Битлз”. Хотя со временем понял, что “роллинги” не менее великая группа, просто величие ее чуть-чуть в другом. А вот Леннон или Маккартни — не скажу. И Харрисон, и Ринго, и Леннон, и Маккартни. Каждый из них был богом.
     — Просто недавно вы назвали Маккартни жлобом...
     — Я не называл Маккартни жлобом, я сказал, что некие его поступки отдают жлобством. Он же из простой семьи, простой парень. Талантливый очень. Богатый. Опять же благодаря своему таланту. Но он же не изменился: как был ливерпульским мальчишкой, таким и остался, хоть получил и сэра, и пэра. Поэтому некоторые поступки его — они такие немножко жлобские. От того молодого ливерпульца, не слишком хорошо воспитанного. А как еще назвать? Выяснять отношения со своим умершим уже другом — кто первый значится в авторстве песен? Это надо делать, когда все на этом свете. А теперь чего же заниматься такой глупостью — в тот момент, когда тебе мужчина не может ответить? Вот в этом, на мой взгляд, есть элемент жлобства.
     — Как думаете, кто-то из фанов “Машины” может сказать, что Кутиков жлоб?
     — Конечно. Зная хорошо себя, зная свои недостатки, я допускаю, что то, что я говорю, что я делаю, как я говорю, как поступаю, может нравиться далеко не всем. Но в общем-то я стараюсь жить так, чтобы не сказали: вон он, жлоб, пошел.
     — Но правда-матка-то лезет, ее куда девать?
     — Лезет. Но за это жлобом не назовут — обычно тогда начинают тявкать о том, что у меня нет образования. Я слушаю-слушаю, а потом говорю: вот когда напишете “Поворот”, “Скачки”, “За тех, кто в море”, “Музыка под снегом”, со всем вашим образованием, — приходите ко мне, я найду вам работу. Но на самом деле это надо очень постараться, чтобы услышать подобные слова.
     — Ваши отношения с Макаревичем больше напоминают Леннона—Маккартни или Моцарта—Сальери?
     — Не Леннон-Маккартни и уж тем более не Сальери-Моцарт. Я ему не завидую, он мне тоже. Я его очень уважаю как человека, знаю всю его жизнь, потому что мы вместе уже 37 лет. Знаю, когда ему было тяжело, почему было тяжело…
     — Можете назвать его гением?
     — Нет. Он очень талантливый человек.
     — Не обидится?
     — Думаю, нет. Андрей уж точно — человек, который не лишен умения анализировать.
     — Тем не менее для матери-истории Макаревич все-таки первый, а вы — второй.
     — Правильно, носитель идеи всегда будет первым. Но, скажем, Иоанн Креститель — он же первее Иисуса Христа? И что?.. А потом, даже если я останусь №3, меня это вполне устроит. Бился-то не за это, не за строчку в энциклопедии. А за то, чтобы каждый день в своей жизни чувствовать радость от того, что просто живешь.
     — В чем вы разные с Макаревичем?
     — Ну он, скажем, седой, а я еще нет… На самом деле он очень организованный, он подробно анализирует каждое свое действие. Я думаю, мало поступков в жизни Андрюшка совершил, предварительно не продумав все до деталей. Я не такой. Несмотря на все мои достаточно глубокие копания в самом себе. Я ленивый очень. Полежать люблю, подумать, почитать. Люблю бесцельно ездить на машине. Просто так, не имея никакого маршрута. Телефон могу выключить на несколько дней. Андрюшка бесится иногда, говорит: вот я тебе завидую, как ты можешь так взять и отключить телефон?..
     — Ну да, он же человек публичный.
     — Я ему и говорю: я не общественный деятель…
     — Из-за чего вы можете разругаться вдрызг? Помните самую серьезную ссору?
     — Из-за музыки поругаться можем запросто. Во взглядах на жизнь у нас противоречий нет, а вот по музыке мы здорово бодались и бодаться продолжаем. Ссора?.. Это даже не ссора, а был момент один, который, скажем, меня обидел. Когда ребята решили со мной расстаться, и я вынужден был первый раз уйти из “Машины времени”. Они посчитали, что могут играть с музыкантами, которые намного лучше, чем я. В итоге их обокрали, в итоге все разбежались. Прошло три месяца, и все вернулось на круги своя.
     — Можно было очень сильно на самом деле обидеться на Макаревича.
     — Можно было. Но я понимал, что они допустили ошибку. Ну а если ты понимаешь, что твои друзья допускают ошибку, и что же теперь? Наверняка же что-то изменится, они должны понять, что это ошибка. Они это поняли. Спустя три месяца.
     — Сколько раз вы уходили из “Машины”?
     — Три раза. Уходил работать в Тульскую филармонию, когда пригласили на профессиональную сцену. Мы с Макаром поговорили тогда, он сказал: ты понимаешь, что обратно вернуться не сможешь? Я говорю: да, конечно. Потом играл в “Високосном лете”. А в 79-м году пришел обратно к Макару и привел с собой всех музыкантов.
     — Почему же “Машина” до сих пор не развалилась, у вас есть объяснение?
     — Чаще всего группы разваливаются по глупости: из-за денег, из-за амбиций участников. А амбиции обычно подогреваются даже не самим человеком, а его окружением. Родственники, жены тебе говорят, что ты великий, ты гений. И если ты не умеешь фильтровать этот базар, а это действительно базар, то ты обречен. У нас, наверное, все фильтруют.   — Сейчас фамилия Кутиков — это бренд. Но ведь все могло сложиться иначе, и вы стали бы Александром Петуховым… (Отец музыканта, футболист московского “Спартака” Виктор Петухов, ушел из семьи. )
     — Вполне. Но я Александр Кутиков. Слава богу.
     — Даже так?
     — Да, я очень уважаю всех своих родственников. Но к родственникам по материнской линии испытываю особый пиетет.
     — Ваш дедушка был высокопоставленным чиновником, вы учились в престижной школе. Получается, были мальчиком-мажором?
     — Нет, это вообще не так. Мой дедушка потерял свою должность, когда я был еще совсем маленьким. А громадную 4-комнатную квартиру на Патриарших прудах разменяли после того, как в возрасте 54 лет он ушел из семьи. И я, мальчик, у которого были няньки, попал в коммунальную квартиру, где кроме нас жили еще 6 семей. Дальше жизнь у меня пошла совсем не мажорная.
     — То, что росли без отца, как-то сказалось?
     — Да, я стал больше уважать женщин. Вообще, считаю, мир держится на женщинах, а не на мужчинах. Это мужское заблуждение, что мир этот — мужской. Не-а, на самом деле он женский.
     — Почему-то принято считать, что без мужского воспитания вырастают безвольными неженками.
     — Я такой был. Но только еще улица была. Не такая, как сейчас.
     — И вы пошли в бокс. Чтобы уметь защищаться или бить?
     — Уметь защищаться — это значит уметь бить. И я был талантливым боксером, драк провел очень много. По правде говоря, и сам был ершистым мальчиком. Небольшого роста, достаточно щупленького телосложения. Маленьким всегда доставалось больше. И хорошего, и плохого. Так что если есть во мне какой-то стержень, то это из детства. Но еще надо сказать, что вообще-то женщины воспитывают в мужчине мужчину, а не мужчины.
     — Я прочитал, вы не любите гомосексуалистов. Это правда?
     — Да, я не люблю гомосексуалистов.
     — Почему? Что они вам плохого сделали?
     — Мне кажется, это противоестественно. Как мужчине кажется. Более того, как человек верующий, я не могу их любить. Для меня конструкция мира и его перспектива находятся в плоскости религиозно-теологической. А такие отношения противоречат любой религии. С моей точки зрения, это беда, горе тех людей.
     — Можете назвать себя гомофобом?
     — Просто сторонник традиционных отношений. Между мужчиной и женщиной. Правильной ориентации. С моей точки зрения — правильной. Но у меня есть больше оснований считать, что я прав. Ведь даже тот человек, который сориентирован сексуально не так, как я, был рожден, между прочим, традиционным способом.
     — Судя по шоу-бизнесу, сейчас не скажешь, кто меньшинство, кто большинство. И что остается вам — только скрипеть зубами?
     — А я так даже скажу. Если в свое время было достаточно людей нетрадиционной ориентации, которые в искусстве сделали очень много, то сейчас гомосексуалисты, считаю, тормозят искусство. Они гордятся не тем. Не тем, “что я сделал”, а тем, “какой я”. Естественно, это вызывает раздражение. А у меня еще и неприятие. Так и хочется сказать: не тем гордишься-то, друг дорогой, не тем. Это не есть достоинство. Может, это не недостаток, с твоей точки зрения. Но ведь не зря это веками, тысячелетиями скрывали.
     — Что и сказать, толерантность не ваш конек. В своей семье столь же суровы?
     — Стараюсь быть ласковым и добрым. Не всегда, правда, получается — все-таки я достаточно тяжелый человек.
     — Что о жене скажете?
     — Скажу то, что все положительные изменения, которые происходили во мне за последние двадцать с лишним лет, — исключительно ее заслуга. Она по специальности художник-постановщик: училась в мхатовском училище, работала в Вахтанговском театре, преподавала в институте культуры. Потом, когда дочка подросла, жена совершенно неожиданно решила поменять специальность. Поступила в архитектурный на факультет ландшафтного дизайна, параллельно закончила японскую академию школы согэцу. Сдала экзамен, получила имя японское и теперь имеет право открывать школы по всему миру.
     — Дочке за что может от вас достаться?
     — Только за то, что плохо учится.
     — Не позавидуешь жениху ее будущему. С таким-то тестем…
     — Если он будет любить мою дочь и я буду видеть, что это искренне… Моя дочь для меня ведь всегда моя дочь. А мужчина, с которым она живет — муж или товарищ, — будет всего лишь мужем и товарищем. Я знаю жизнь достаточно хорошо. Меня очень тяжело обмануть. К тем ребятам, с которыми она общается сейчас, я отношусь спокойно. Главное, чтобы ее не обманывали, не унижали ее чувство собственного достоинства, ее интеллект… Вот вы задавали вопрос: мог бы я убить человека? Если кто-то оскорбит мою дочь, унизит. И тот человек будет заслуживать того. То да, он это получит. Не заржавеет… И не засахарится